— Соседки.

— А сколько ему?

— Не знаю, но весит на вскидку килограмм шесть.

— Попробуй поменять подгузник. Может он покакал. Но умоляю, только не мой его, ещё выронишь. Оботри влажными салфетками. Покорми, попробуй укачать и не паникуй.

— Окей, — отозвалась я. — Спасибо.

Боже, они ведь какают ещё! Я вернулась к ребёнку, который вновь надрывался в плаче. Стянула с него синие в корабликах ползунки, Сема задрыгал ножками с удвоенной силой. Расстегнула подгузник, так и есть — накакал негодник. Поморщившись отправилась за влажными салфетками. Когда вернулась увидела, что он поменял место дислокации, отталкиваясь ножками, и теперь вымазан был и он сам и одеяло.

— За что мне это!

Выбросив испорченный подгузник, я принялась обтирать ребёнка салфетками и удивилась — это не было противно, хотя я и морщилась порой на автомате. Очистив кожу, я разрешила ребёнку принимать воздушную ванну, благо в квартире было тепло. Если честно, я просто не умела одевать подгузники. Когда явилась бабушка Семки, он спал, напившись из бутылочки молока, согнув ручки и ножки в синих ползунках, одетых на голую попу, и немножко пах какашками. Но в таком виде ребёнок даже вызывал умиление. Что бы то ни было, передав ребёнка с рук на руки бабушке, я вздохнула с облегчением. Потом, немного поразмышляв, запоздало ударилась в панику.

Какой мне ребёнок! Мне скоро тридцать, а я даже на руках его держать не умею! Я не знаю, как его успокоить, не умею одевать подгузники, не знаю, чего он хочет, когда кричит! На свой живот я стала смотреть, как на бомбу замедленного действия, а на дату в конце сентября, помеченную в календаре красной галочкой — как на день страшного суда. Я боялась. Мне не на кого опереться, я одна, я даже маме о своей беременности до сих пор не рассказала… Да, мама любит меня, но она так бесконечно далека в своей тщательно сберегаемой благополучности. Будь моя воля, я бы ей вовсе не говорила о своём интересном положении. Но боюсь, это сделать все же придётся. И желательно раньше сентября.

Тем временем настал очередной час икс — день УЗИ. Моя беременность плавно подкатилась к двенадцатой неделе. К этому дню я уже настолько себя накрутила своими страхами, что была почти уверена, что в моём животе двойня. Два орущих Семки разом, только представьте себе! Мною буквально владела паника. Я боялась этого настолько, что остальные проблемы померкли и потеряли свою актуальность, а о мужчинах я не думала вовсе, даже не вспоминала. Снились мне теперь младенцы, мои младенцы. Конечно, статьи в интернете убеждали, что в этом вопросе не маленькую роль играет наследственность, а в моём роду двойни отродясь не было, но вдруг у меня гиперактивные яйцеклетки? В общем я шла на УЗИ и трепетала от волнения с страхов.

— Папа ребёнка будет присутствовать? — спросила медсестра.

— Нет, только мама, — мило улыбнулась я.

Расположилась на кушетке, застеленной одноразовой пеленкой, оголила свой все ещё плоский живот. На него выдавили ледяного геля, я вздрогнула. К тому моменту я уже почти тряслась от ужаса.

— Мамочка, не волнуйтесь так, — укоризненно произнёс врач.

— Скажите пожалуйста, — я очень старалась, чтоб мой голос не дрожал, но похоже безуспешно. — Он там один? Ребёнок?

По моему животу заскользил, размазывая гель, холодный пластик. Я затаила дыхание.

— Один, — наконец ответили мне. Я выдохнула.

Врач диктовал медсестре какие-то цифры, а я успокаивала себя — уж с одним то Семкой я как-нибудь справлюсь. В крайнем случае его можно утрясти. А самое главное — чаще заглядывать в подгузник. Ко мне повернули экран — на нем мешанина черно-белых линий, которые вроде являлись моим ребёнком. Я посмотрела, из вежливости.

— Вас больше ничего не интересует? — спросил врач, когда я уже вытирала живот.

— Что? — недоуменно отозвалась я.

— Почти все пытаются узнать пол ребёнка на первом же обследовании.

— И какого же он пола?

— Раньше второго УЗИ вы этого не узнаете.

— А зачем вы тогда навели меня на этот вопрос? — удивилась я.

— Просто меня удивляет ваше равнодушие. Сообщаю, плод развивается нормально, все соответствует возрасту. Единственное, меня беспокоит ваша плацента — она расположена слишком низко. Об этом с вами поговорит ваш врач.

Мой врач пожала плечами и сказала, что если у меня нет жалоб, то и госпитализировать она меня не будет. Я в ответ тоже пожала плечами и ушла домой. Светило солнце, наконец потекло с крыш и захлюпало под ногами. Обманчиво весенняя погода, лишь седьмое число, нас ещё ждут морозы. Но на душе все равно было легко, с неё свалился не то что камень, огромный валун. Поэтому я шла, подставляя лицо лучам, зная, что они скоро отольются мне веснушками и улыбалась.

Следующий день был праздничным. Женский день. Я всегда получала подарки от Алика, безделушки, украшения, духи…но в этом году и думать нечего ни о подарках, ни об Алике. Я совсем не печалилась по этому поводу, после последнего визита Алика о нем и вспоминать не хотелось, ибо гадко. Однако подарок меня все же ждал. Опять через курьера. Снова букет. Невысокие цветы с мелкими соцветьями нежно сиреневого цвета и пушистыми листьями, а вместе с ними из горшка торчат кисти и карандаши. Выглядело это забавно — эдакий карандашно-цветочный ёжик. Посмотрев на марку карандашей, я присвистнула — покупала такие лишь дважды, цена кусалась. Хотелось одновременно схватить карандаши и проводить ими по бумаге, обмакивать новые кисти в краску, примеряясь, и тут же оставить, сохранить, любоваться. Я поставила горшок на стол — растяну удовольствие. Кто даритель, я и не сомневалась, пусть к подарку и не прилагалось открытки. Алик бы не додумался, для него мои увлечения были слишком несерьёзны. Да и задвинул он похоже воспоминания обо мне, как и я о нем, в самый дальний угол. Пусть, к лучшему.

Не вытерпев, я вытянула один карандаш, даже не выбирая цвета, и расположилась с листом бумаги. Карандаш был серым — ожидаемо. Восхитительно, неповторимо серым. И на бумаге появлялись глаза Адама — тоже ожидаемо. В дверь позвонили, я отложила набросок и пошла открывать.

— Привет, — Сашка протягивал мне букет тюльпанов. — С праздником.

— Спасибо. Ммм, может чаю?

Он посмотрел на меня, улыбнулся. Мне стало его жалко, ну что он во мне нашёл?

— Нет…может, как-нибудь потом. Я ещё загляну. Сейчас ты сама в себе, не хочу отвлекать.

«На нет и суда нет», — подумала я и вернулась к рисунку, предварительно поставив цветы в воду. Снова раздался звонок, я вздохнула.

— Решил принять приглашение? — спросила, открывая и едва не поперхнулась своим вопросом.

— Привет! — закричала Эльза, входя в квартиру. — Это так мило, что ты прям взяла и сразу меня впустила. У нас новая фаза отношений!

— Боже, каким же ветром тебя занесло?

— Попутным.

— Эльза, — сейчас я была в разы упрямей чем раньше. — Если ты не снимешь свои хреновы сапоги, я позвоню ментам, и скажу, что ты меня преследуешь. Я полы мою почти каждый день.

— Зануууда, — протянула Эльза и завозилась, разуваясь.

Я воспользовалась моментом, вернулась на кухню и убрала рисунок наверх холодильника. Береженого бог бережет, в моём состоянии стрессы мне противопоказаны. А Эльза ходячий стресс.

— Я решила, что в такой светлый праздник, не грех поздравить свою любимую подружку, — пропела Эльза и бахнула на стол бутылку вина, букет роз и коробку с тортом. — Да я смотрю ты популярна! И тюльпаны, и карандаши…

Я взяла нож и стала резать торт. Я почти не ела сладкое, но торт был необычайно свеж. Нежный крем так и хотелось поддеть пальцем и попробовать, что я и сделала не устояв. Вкусно.

Эльза же, не стесняясь, открыла шкаф и достала два бокала. Зарыскала в поисках штопора. Я сама протянула ей его, пока всю кухню не перевернула.

— Ну что, за нас красивых, за них козлов? — деловито сказала Эльза, наливая вино.

Выпила залпом, не чокаясь, не дожидаясь меня. Я лишь подержала бокал и отставила в сторону. То, что я не хочу ребёнка вообще, не значит, что я собираюсь ему вредить. А о том, что я беременна, я помнила всегда, на самой периферии сознания.